Арамис , выписывающий штраф хозяину лошади, за то что та справила нужду на улице города, этакий парижский ГИБДД-шник, выписывающий штраф за парковку- такое мне даже во сне не приснится - Ладно, кто другой, но АРАМИС!
мда... кризис постиг не только наше настоящее, но и Париж 17 века, куда податься бедному сокращенному мушкетеру? ... стало интересно, такая служба реально существовала в то время или это выдумки сценариста?

Всё начинается с небрежно нарисованной контурной карты, в правом верхнем углу которой подозрительно широко раскинулась Польша, и экскурса в альтернативную историю. Затем зритель наблюдает, как в старой доброй Венеции из канала вылезает водолаз-ассасин и с помощью хитроумных механизмов отстреливает каких-то охранников. «Жюль Верн», — догадываемся мы. Водолаз снимает с головы кожаную маску и оказывается графом де ля Фер aka Атосом. Об этом нам в гайричивской манере сообщает комиксоидная надпись рядом с застывшим лицом мушкетёра. Внезапно материализуется Миледи и после лёгкой сюжетно-ролевой пикировки признаётся Атосу в любви, целуется с ним и запихивает украденный у охраны ключ себе в междугрудье. При таком раскладе мысли о следовании канону улетучиваются достаточно быстро, посему мы решаем расслабиться и получать удовольствие.

На экране появляется зловещий тёмный силуэт со спины в развевающемся плаще. «Северус Снейп», — догадываюсь я. Силуэт подтверждает мои догадки, элегантно спрыгивая с крыши, подобно летучей мыши-переростку, прямиком в проплывающую мимо гондолу, отбирает ключ у охочего до женской плоти мужичонки, спихивает того в канал, снимает капюшон и оказывается аббатом д’Эрбле aka Арамисом — тоже, между прочим, охочим до женской плоти.

Месьё дю Валон (впоследствии, как известно, ещё и де Брасье де Пьерфон) aka Портос предстаёт перед нами закованным в кандалы. Он активно троллит вычурно одетого сержанта Хуго Штиглица, после чего освобождается от пут и отбирает у скованного одной цепью Тиля ключ.

Мушкетёры и Миледи, проникают в секретное хранилище, минуют секретные ловушки (при этом вызывая в памяти фильмы «Куб» и «Матрица») и крадут секретный свиток, попутно затопив водой из венецианских каналов хранилище вместе с Тилем Швайгером. Когда же сама непотопляемая четвёрка выныривает на поверхность, Миледи в очередной раз признаётся Атосу в любви — хотя зрителю и так уже понятно, что лилий в графском пруду от этих двоих не дождаться.

Затем все четверо отмечают извлечение секретного свитка, распивая вино, в процессе чего Миледи в третий раз признаётся Атосу в любви, но на этот раз добавляет, что ничего-де личного, но он заплатил больше (с анафорической отсылкой в фильме всё вообще катастрофически плохо). «Пендель отравлен», — догадываемся мы с Атосом. На авансцене появляется весьма коварный он — а именно редкостный дюк Бэкингем. «Яд был в кубках», — сообщает Бэкингем расфокусировавшимся мушкетёрам и отбирает у них секретный свиток. Свиток оказывается ни много ни мало — чертежом дирижопля, выполненным самим Леонардо.

Год спустя. Нам показывают идиллический деревенский пейзаж, на фоне которого андрогинного вида подросток дерётся на шпагах с мужчиной средних лет. Это, как несложно догадаться, юный Шарль де Батц Кастельмор (по матери д’Артаньян) и его тятя. Нафехтовавшись, отец благословляет отпрыска в дорогу, даёт ему свою шпагу и пятнадцать крон (отчего Кастельмор старший держал свои скудные сбережения в кронах, история умалчивает — хотя очевидно же, что данному конкретному д’Артаньяну пистоли были бы куда как полезнее). Не обошлось, впрочем, и без отеческого наставления: «Настоящее оружие мушкетёра, — сказал папа д’Артаньяну, — вот здесь», — и многозначительно похлопал мальчика чуть ниже левого плеча. Мол, если припечёт, сыночка, выломай себе ключицу да воткни её вражине в глаз.

Тем временем по идиллическому пейзажу идиллически бредёт пейзанка с коровой. При приближении пейзанка оказывается матерью д’Артаньяна, а корова — лошадью, бабка которой определённо согрешила с далматинцем, в результате чего получилась эдакая «лошадь Роршаха» по имени Бабочка. Д’Артаньян взлезает на Бабочку и направляет бабочкины копыта в Париж.

В Менге он предсказуемо сталкивается с Рошфором, который вполне справедливо определяет Бабочку как корову. Дерзкий гасконец требует сатисфакции за оскорбление ранимого животного, однако, этот Рошфор оказывается гораздо большим говнюком, чем Борис Клюев в фиолетовой занавеске, по какой причине стреляет в мальца прежде, чем тот успевает вытащить шпагу. Но, увы, промахивается.

В Париже д’Артаньян, разумеется, поочерёдно ссорится со всеми тремя мушкетёрами. Однако долой благородные причины вроде больного плеча или чести скомпрометированной дамы! Атос вызывает гасконца на дуэль за то, что тот испачкал ему сорочку и обозвал алкашом, Портос — за обнаружение портосова альфонсизма, а Арамиса — к вящему удивлению последнего — д’Артаньян вызывает сам, ибо тот посмел оштрафовать нашего героя за неправильную парковку то, что он не убрал экскременты за Бабочкой.

Тем часом весьма коварный Арман-Жан дю Плесси дюк де Ришельё скучает над шахматной доской (ни одного достойного соперника во всей Франции для кардинала не нашлось — поэтому он играет сам с собой). Его навещает не менее коварная Миледи — и вдвоём они начинают строить свои вдвойне коварные планы. Заговорщический процесс прерывает юный Луи. «Что Бэкингем?» — спрашивает он у Миледи. Та впадает в смятение. «Ну, что носят нынче?» — уточняет свой запрос король. «Зелёное», — многозначительно сообщает Миледи. Сокрушённый Людовик выбегает прочь, яростно отдирая рукава своего голубого камзола.

На следующий день на площади Сен-Жермен начинают собираться дуэлянты. «Что написать на твоей могиле? — спрашивает Портос д’Артаньяна. — Жалкий засранец?» «Жалкий засранец д’Артаньян», — отвечает д’Артаньян. Едва скрестившие шпаги Атос и д’Артаньян оказываются весьма канонично прерваны гвардейцами кардинала во главе с де Жюссаком (который, кстати, всяко проигрывает Владимиру Балону, а точнее его полосатым шароварам). Начинается занимательная драка, в процессе которой д’Артаньян знакомится с вялолицей Констанцией. «Понаехали тут», — кривится испорченная столицей девица. Мушкетёры споро крошат гвардейцев — при этом набожный аббат д’Эрбле покаянно крестится (отчего-то всей пятернёй — хотя Бог его знает, как там у этих иезуитов принято).

По окончании стычки мушкетёры братаются с д’Артаньяном — да так активно, что даже приглашают его к себе на постой (отчего-то они живут вместе — да ещё и с Планше, который здесь почему-то является слугой Портоса, а также куда как более разговорчив, чем у Дюма). В самом деле, не снимать же комнату у такой сомнительной — к тому же ещё и без галантерейщика-мужа — Констанции. «Правда, нам пить не на что», — доверительно сообщает гасконцу Портос. «Где здесь ближайший обменник?» — спрашивает д’Артаньян, доставая мешочек с отцовскими кронами.

Дома смурной Атос один за другим отвергает предложенные тосты и в конечном итоге сообщает, что не верит ни во что, кроме бабла, клинка и бухла. «Это звучит, как тост!» — подытоживаем мы и чокаемся предусмотрительно запасёнными бутылками с пивом. «Ты не смотри, что Атос такой мрачный», — говорит Арамис д’Артаньяну. «В душе-то он ещё большее унылое говно», — добавляет Портос.

Меж тем, кардинал изменяет своей привычке и играет в шахматы с королём (который уже обзавёлся новым — зелёным — костюмом). «Фиговая игра какая-то», — обиженно говорит Луи. «А вы сделайте рокировку», — подначивает монарха Ришельё, а когда тот не слушается, объявляет шах и мат. Раздосадованный Луи сметает с доски все фигуры. «Что, не ожидали такого?» — победно вопрошает он кардинала. «Не ожидал… — нервно хихикает Его Высокопреосвященство. — Вы весь такой стихийный, мой король. Но давайте поговорим о внешней политике: к нам едет Бэкингем. Кстати, ваши мушкетёры — скоты».

Четвёрка скандалистов приходит в Лувр за наказанием. «Ай-я-яй, — говорит им король. — Драться с гвардейцами нехорошо. Я вас порицаю. Кстати, сколько их было?» Ришельё многозначительно кашляет. Входит королева: «Мы пришли посмотреть на красавчиков, положивших сорок гвардейцев». «Да-да, Анна, у меня очень крутые мушкетёры», — радуется Луи. «Пора вызывать зондеркоманду», — думает Ришельё. «Кстати, д’Артаньян, — говорит король, — вы одеты, как обсос. Хотя вы все одеты, как обсосы. Надо пошить вам новые камзолы. Поручим-ка это кардиналу — а то что он стоит здесь с кислой рожей? Ну и пистолей вам всем, как полагается». На кислой роже Ришельё читается лёгкое недоумение. «Прочь, негодники! — говорит Луи мушкетёрам на прощание. — И чтобы были на завтрашнем параде!» «На гей-параде», — догадываемся мы.

Парочка Ришельё и Миледи опять коварствует. Хитрый план Его Высокопреосвященства таков: подкинуть Анне любовные письма якобы от Бэкингема — так, чтобы их обнаружил король — а Бэкингему для пущей убедительности подкинуть бриллиантовые подвески Анны (на самом деле, колье, но я по старой памяти буду называть его подвесками). Затем, видимо, Миледи должна сфоткать подвески в интерьерах Тауэра на айфон и выложить в Твиттер — тогда королева оконфузится перед королём, а тот объявит войну Бэкингему. Когда же начнётся война… О, когда начнётся война, Франция возопит и потребует себе во властители самого Красного Герцога. «Отличный план», — одобряет Миледи, чмокает Ришельё в перчатку и удаляется на проведение операции.

В скорости во Францию прибывает Бэкингем: у Лувра приземляется дирижопель. «Я тоже хочу себе такой», — сообщает взволнованный Луи кардиналу. Из дирижопля выходит сам герцог в голубом костюме. «Голубое», — констатируем мы. «Голубое», — вторит нам Луи. «Здравствуй, Ваше Величество, — говорит Бэкингем королю. — Кстати, ты одет, как обсос». Затем Бэкингем страстно прикладывается к руке Ришельё, а также походя троллит Анну и мушкетёров. Кстати, д’Артаньян теперь одет в кожаный полуперденчик.

«Ваше Высокопреосвященство, одолжите мне вашего дизайнера, — говорит Бэкингем кардиналу, когда они наконец-то остаются наедине. — И вообще, давайте уже выпьем. Вина?» «Что вы, я же не пью, — скромно замечает Ришельё. — Только молоко». — «А что тогда в ящике вашего стола делает бутылка бордо?» — «М-м, герцог, одолжите мне вашего шпиона». — «Они у нас общие».

Пока Миледи устраивает эротический сеанс подбрасывания писем и извлечения подвесок, король находит самого умудрённого опытом человека, чтобы проконсультироваться на предмет отношений с собственной женой — д’Артаньяна. Тот даёт ему исключительно ценный совет — говорить от сердца. Вооружённый данной рекомендацией, Луи подкатывает к королеве: «Лет ми спик фром май харт, Анна. Смотрите, я в голубом». «Толку-то…» — думает Анна.

Успешно завершив операцию, Миледи приходит к кардиналу хвастаться. «Теперь подбросьте подвески в Тауэр, — говорит ей Ришельё. — Тогда будет скандал и война». «А что будет с Францией?» — вопрошает Миледи. «Франция — это я!» — вольно цитирует ещё не родившегося к тому времени Людовика XIV (который, впрочем, эту фразу про государство никогда не произносил) кардинал. Миледи требует гарантий для себя, и Ришельё даёт ей ту самую пространную бумагу (причём на английском языке), русскоязычный вариант текста которой на этот раз таков: «Предъявитель сего сделал то, что он сделал, по моему приказу и во благо государства».

Луи, меж тем, находит у жены подложные любовные письма и немедля бежит к Ришельё. «Я нашёл у королевы любовные письма, — сообщает король кардиналу. — Письма от него!» «Уточните антецедент», — говорит Ришельё. «От Бэкингема, — ответствует король. — Кстати, je crois savoir que vous parlez un anglais tout à fait correct, n’est-ce pas? “Consummated love” значит то, что я думаю?» «Боюсь, что да», — сочувственно кивает полиглот Ришельё. «Вот чёрт!» — сокрушается Луи. «А вы устройте бал по этому поводу», — выступает с логичным предложением Ришельё. «Точно. Кардинал, вы у меня такой умный», — радуется король.

Затем нам показывают, как ловко Его Высокопреосвященство дерётся на шпагах — не снимая, при этом, своей красной шапочки (к этому моменту мы уже довольно прочно подозреваем, что это на самом деле кипа). К нему приходит королева. «Я знаю», — сообщает она с порога. «Уточните антецедент», — говорит Ришельё. «Я знаю», — повторяет Анна. «Хотелось бы всё-таки восстановить материал, опущенный в результате эллипсиса…» — настаивает кардинал. «Я просто пришла посмотреть вам в глаза», — заявляет королева. Ришельё послушно подставляет глаза.

Желая спасти королеву и Францию, вялолицая Бонасьё заявляется к д’Артаньяну и пытается заставить его поехать в Лондон за подвесками. «А что я буду с этого иметь?» — справедливо интересуется гасконец. Мы мысленно аплодируем юноше — но недолго, ибо в конечном итоге он сдаётся за какой-то один снулый поцелуйчик. Что с этого будут иметь остальные мушкетёры, вообще непонятно — но они не ломаются даже для приличия. «Там замешана она», — ни с того ни с сего заявляет Атос. «Уточните антецедент», — просит д’Артаньян. — «Анна де Бейль, леди Кларик, Шарлотта Баксон, баронесса Шеффилд, графиня де ля Фер, леди Винтер… Видите — вас так много, а меня так мало… Расщеплённый антецедент, в общем».

Внезапно целая толпа гвардейцев под предводительством Рошфора и де Жюссака оцепляет дом мушкетёров и пытаются прикончить их. Видимо, именно так с точки зрения Рофшора выглядит неожиданное нападение и тихое, чистое убийство. Мушкетёрам удаётся скрыться. Рошфор получает от Ришельё нагоняй и приказ перекрыть все выходы из Франции. Однако Констанция внезапно проявляет способность к мыслительной деятельности, набрасывает на себя плащ и шляпу д’Артаньяна и отвлекает на себя гвардейцев. Мушкетёры пересекают Ла-Манш (который в русском дубляже ничтоже сумняшеся переводят как Канал, канальи).

В Лондоне Бэкингем готовится к визиту. Его консультирует Миледи, неплохо изучившая повадки мушкетёров. Так, например, она знает, что Атос, которого хлебом не корми — дай поиграть в человека-амфибию, наверняка попытается проникнуть в Тауэр через канализацию, ловкий Арамис полезет через крышу, а Портос устроит с охраной развлечения на тему «в кандалы меня». Но мушкетёры тоже не лыком шиты. Они знают, что Миледи знает — поэтому они решают пойти другим путём. Нет, это не значит, что по канализации полезет Портос, а в кандалы закуют Атоса. Всё будет куда как хитрее: в кандалы закуют д’Артаньяна и приведут его на допрос к Бэкингему, а поскольку гасконская деревенщина ни черта не понимает по-английски, Бэкингем только зря потратит на него своё время и энергию. Такой отвлекающий манёвр позволит остальным мушкетёрам незаметно подгрести к Тауэру на угнанном дирижопле и разнести самую неприступную британскую крепость к чёртовой матери (нимало не боясь, кстати, зацепить д’Артаньяна).

Меж тем, в Париже Ришельё застаёт Рошфора за фехтовальным самоудовлетворением и высмеивает его за это. «Кто бы говорил, рукоблуд шахматный», — думает Рошфор. И предъявляет кардиналу задержанную за ношение мужского платья Констанцию.

Миледи же, которая предусмотрительно ретировалась из Тауэра заранее, оказывается перехвачена Планше, прицеплена к дирижоплю и втянута на борт. Не прибегая к помощи всяких там лилльских палачей и трагических песен, Атос собирается просто и незатейливо пристрелить её. «А вот фиг тебе», — говорит Миледи и прыгает с дирижопля (перед этим зачем-то отдав мушкетёрам ту самую кардиналову бумагу на все случаи жизни — причём безо всяких там «Возьмите и будьте прокляты!» и прочих штучек). «Парашют в панталонах», — догадываемся мы.

Мушкетёры уже подлетают к Парижу, когда из-за туч появляется второй дирижопель с Рошфором и гвардейцами на борту, а также с весьма пикантным элементом дизайна — ростром в виде разложившегося зомби, к которому привязана Констанция. Её предлагается обменять на подвески и судьбу Франции. Любой здравый человек в такой ситуации, конечно, выбрал бы подвески — но д’Артаньян, безусловно, не здравый человек. Он берёт украшение и переходит на борт к Рофшору, в то время как Констанцию отправляют на мушкетёрский дирижопель. При этом, гасконец, забывает, что этот Рошфор — всё-таки злостный говнюк. Но этого не забывает сам Рофшор — поэтому, как только подвески оказываются у него, он приказывает открыть огонь. Завязалась воздушная битва — однако, силы не равны, и тогда с подачи хитроумной Бонасьё мушкетёрский дирижопель прячется от преследователей в туче, а затем сам их атакует. Опять же господа мушкетёры совершенно не боятся за жизнь д’Артаньяна — похоже, в этой компании им всё-таки не очень дорожат.

Оба дирижопля приземляются на Нотр-Дам. Воспользовавшись неразберихой, Рошфор завладевает подвесками и пытается сбежать, но на крыше собора его настигает д’Артаньян. Рошфор честно пытается отдать ему подвески, однако, гасконец требует драки — капитану гвардейцев ничего не остаётся, кроме как засунуть подвески себе в штаны и обнажить шпагу. Ему даже удаётся спихнуть назойливого пацана с крыши, но тот повисает на гаргулье и возобновляет бой, в конечном итоге проткнув Рошфору желудок.

В это время в Лувре идёт объявленный королём бал. Разъярённый Ришельё бежит по дорожке, а за ним бегут костюмеры, пытающиеся приладить к его одеянию длинный красный шлейф, чтобы он ещё больше походил на себя с портретов кисти Филиппа де Шампеня. Внезапно посредь парка приземляется горящий дирижопель. Кардинал приказывает гвардейцам атаковать мушкетёров, но тут появляется король и требует объяснений. Объяснения поступают от Атоса. Дескать, вот эта развалина — это подарок Ришельё королю, а развалиной он стал, поскольку его пытался захватить шпион Бэкингема Рошфор. Однако кардинал-де вычислил мерзкого предателя и приказал мушкетёрам воспрепятствовать его шпионским козням. И даже выдал им специальную бумагу-санкцию — кстати, вот она. «Кардинал, вы у меня такой умный», — радуется король.

Появляется королева с подвесками, предлагает королю потанцевать и вообще всячески намекает на своё расположение. Однако король отчего-то подходит к д’Артаньяну. «У нас всё получилось», — игриво замечает он.

Ришельё наконец-то оправляется от шока. Атосова версия оказывается ещё более закрученной, чем мог бы замыслить сам кардинал — поэтому он желает заиметь мушкетёров в свой штат по составлению коварных планов. Но те (видимо, желая набить себе цену) отказываются — хотя Арамис почти поддаётся внезапному порыву хэнд-фетиша, но в последний момент обуздывает желание облобызать руку Его Высокопреосвященства. «Я занят», — говорит он с сожалением. «Я алкаш», — предупреждает Атос. «Я содержанец», — признаётся Портос. «А я просто не хочу», — заявляет д’Артаньян. Продинамив кардинала, мушкетёры уходят со двора. «В этом мире есть вещи, за которые стоит драться и умереть, — пафосно изрекает Атос. — Например, еда, которую спёр и тащит идущий за нами Планше».

А тем временем Бэкингем выловил Миледи из Ла-Манша и плывёт во Францию во главе огромной армады кораблей… и дирижоплей…